Днепровский вал [СИ от 09.10.2012] - Владислав Савин

А Варшава, что Варшава? Комедию надо доиграть, пока играется. Чем больше будет шума, крови и трупов — тем меньше сомнений в серьезности наших намерений и слов. За Жечь Посполиту, от можа до можа, ура! В конце концов, лишь мы, шляхта, цвет нации можем видеть блеск великой Идеи. А хлопам, быдлу довольно умирать там и тогда, как укажем мы.

Может быть я буду гореть в аду. Но я буду гореть ради Великой Жечи Посполитой!

Да, и надо не забыть приказать нашим отойти от мостов. Чем с большей кровью русские будут их штурмовать, тем лучше для нас.

Белый Ожел взлетает, панове! За Польшу, за веру, за новое "чудо на Висле"!

Москва, Кремль, 6 августа 1943

— Значит, суд надо мной, границу на сентябрь тридцать девятого и еще территорию на востоке? Комаровский был в здравом уме, оглашая это? И кто же будет выполнять его требования?

— Товарищ Сталин, у поляков, вернее у шляхты, краеугольным камнем мышления является, что Польша, это если не центр мира, то нечто, обязательно учитываемое в мировой политике даже великих держав. Это идет у них еще с времен "либерум вето", и настолько въелось, что сами они даже не замечают. Потому например, Сикорский мог требовать от Черчилля год назад, чтобы он прервал с нами отношения и объявил войну, ну а "Бур" Комаровский искренне убежден, что его мнение благородного шляхтича более чем весомо.

— Вам виднее, товарищ Василевский. Однако ведь в реальности "Рассвета" этого обращения не было?

— Суть была та же самая, "декларация действием", если можно так сказать. К тому же возможен вариант, что Комаровский превышает свои полномочия. В польском праве есть такое уникальное понятие, как "рокош" — мятеж шляхтича против законной власти, если сам он считает это нужным. Причем одной из уважительных причин всегда считалась возможность занять высшее положение — и если у мятежника хватило сил и ума там удержаться, содеянное им считалось абсолютно благим и законным. Если Комаровский был назначен лондонским правительством всего лишь военным руководителем восстания, и решил пойти по стопам Пилсудского? Какие-то штафирки, сидящие далеко — и полководец, командующий армией в центре событий. Вполне могла закружиться голова от перспектив — но для этого надо крикнуть громче.

— Позиция союзников?

— Пока молчат, товарищ Сталин. Вероятно, ждут дальнейшего развития событий.

— Ну мы-то примерно знаем, что будет дальше. Может быть союзники и попробуют разыграть "польскую карту" в политической игре против нас, при обсуждении послевоенного мироустройства. Но вот сейчас ничего конкретно сделать нам они не могут, как не стали в мире "Рассвета". А сейчас их положение хуже, так что мы нужны им больше, чем поляки. Каковы военные перспективы восстания?

— Неважные. По разведывательным данным, в районе Варшавы сосредотачивается танковый корпус СС, еще пехотные дивизии из армии резерва, и прочие части в усиление. В то время как войска нашего Первого Украинского фронта находятся в ста двадцати — ста пятидесяти километрах к востоку. И они нуждаются в пополнении, особенно боеприпасами, но если будет приказ…

— Приказа не будет, товарищ Василевский. Нет нужды спешить, надрываясь и неся лишние потери. На общих основаниях, исходя из чисто военной необходимости. Ведь в мире "Рассвета" мы все равно освободили Варшаву лишь через полгода, в январе? И мы знаем, что Комаровский нас предаст, и нас же во всем обвинит — так зачем торопиться?

— Будем ли мы оказывать помощь повстанцам, сбросом оружия и продовольствия?

— Товарищ Берия, что с варшавской организацией Армии Людовой? СССР не бросает своих в беде.

— Были предупреждены, товарищ Сталин. Но часть все равно осталась, заявив что разделят судьбу Варшавы, какой бы она ни была.

— Что ж, они выбрали сами… Оружие, боеприпасы, продовольствие, медикаменты доставлять будем. Чем больше повстанцы убьют немцев, тем легче после будет нам. И чем меньше в Польше останется антисоветски настроеных, тем лучше будет нам после. Когда будем строить в Польше народную власть.

— Наш политический курс по отношению к Польше? Какие инструкции давать в войска?

— Пока никаких, кроме чисто военных. Мы не потерпим в своем тылу никаких независимых от нас вооруженных формирований, равно как и любой деятельности, идущей во вред нашим усилиям на фронте. И безжалостно карать всех пособников фашизма, замеченных в сотрудничестве с оккупантами. В мире "Рассвета" мы поддерживали сильную Польшу как противовес разделенной Германии. Если здесь нам удастся занять всю Германию, зачем нам нужна единая Польша? Ведь например кашубы, это особая народность, как и мазурчане, силезцы, наверное можно еще найти?

— Так точно, товарищ Сталин, найдем. А что делать с товарищем Берлингом?

— Ему решать. Мы ведь не собираемся отнимать у него честно заслуженные награды, воинское звание? И гражданство дадим, если он попросит. Лично товарища Берлинга мы любим и уважаем, как других товарищей из его армии, ну а польская государственность здесь при чем? Если он решит против — что ж, очень жаль, но это будет его выбор.

— Считать ли меморандум Комаровского запрещенным к оглашению на территории СССР или напротив, опубликовать его в нашей прессе?

— А отчего бы не огласить, Лаврентий? Пусть наш народ знает правду. И никогда, даже через много лет, не будет слушать всяких там. Ведь где молчание, там сплетни, и часто грязные. А поляки, если они не понимают, то тем хуже для них! Вам так дорога ваша вольность, ну так и защищайте ее сами! "Красная зараза" здесь к вам не придет.

— Простите, товарищ Сталин?

— Песня была такая, из той истории, которую в той Варшаве сочинил некий Щепаньский, если только он нам здесь попадется… Что ж, если хотят быть вольными… Ну а мы в это время решим свои дела. Что у нас в Прибалтике, товарищ Василевский?

(текст песни, лучше всего выражающий отношение варшавских повстанцев к СССР, в нашей реальности. Автор Юзеф Щепаньский, участник боев в Варшаве, там же и погиб.

Мы ждём тебя, красная зараза,чтобы спасла нас от чёрной смерти,чтоб четвертованный край наш встретил"освобождение" твоё, как проказу.

Мы ждём тебя, сброд великой державы,в скотство введённый властей батогами,ждём, что потопчешь ты нас сапогами,зальёшь пропагандой своею лукавой.

Мы ждём тебя, лиходей вековечный,собратьев наших убийца кровавый,не жаждем мести, расплаты, расправы,а с хлебом и солью выйдем навстречу,

Чтобы ты знал, ненавистный спасатель,какой тебе смерти в награду желаем,как в кулаке свою ярость сжимаем,прося твоей помощи, хитрый каратель.

Чтобы ты знал, дедов-прадедов кат,тюрем сибирских страж пресловутый,как проклинает твою доброту тутвесь люд славянский, мнимый твой брат.

Чтобы ты знал, как нам страшно и больно,детям Отчизны Свободной, Святой и Великой,вновь оказаться в оковах любви твоей дикой,той, что смердит нам столетней неволей.

Непобедимые красные полчища всталиу стен озарённой пожаром Варшавы,тешится стая могильщиков болью кровавойгорстки безумцев, гибнущих в грудах развалин.

Месяц прошёл от начала Восстания,громом орудий ты радуешь нас временами,знаешь — как страшно себе не найти оправдания,совесть загложет, что вновь посмеялся над нами.

Мы ждём тебя — не ради повстанцев спасения,а ради раненых — тысячи их в муках мрут,много детей тут, кормящие матери тут,а по подвалам гуляет уже эпидемия.

Мы ждём тебя — но войска твои всё не спешат,ты нас боишься — мы знаем о том, безусловно,хочешь, чтоб пали мы здесь, как один, поголовно,ждёшь под Варшавой, когда нас тут всех порешат.

Больше не просим — тебе самому выбирать:если поможешь — многих от смерти избавишь,ждать будешь — всех на погибель оставишь.Смерть не страшна нам, умеем уже умирать.

Но, знай, победитель — из нашего общего гробановая сильная Польша родится когда-то —та, по которой ходить не придётся солдатами повелителям дикого красного сброда.

И при ТАКОМ отношении к нам, еще смеют нас упрекать, что не пришли им на помощь? Впрочем, с точки зрения шляхтича, холоп ОБЯЗАН спасать пана, не думая о себе — даже если пан только что высек его на конюшне.